Раньше она пахла как цветы, которые я нес на свидание, как еле уловимый аромат духов, пьянящий меня во время медленного танца, как помада, которую я съедал вместе с поцелуем.
Я всегда сильно реагировал на запахи, на последние деньги покупал дорогую туалетную воду, а неприятно пахнущих людей просто избегал. Меня буквально подташнивало от столовых, коридоров ЖЭКа и некоторых подъездов.
Я отказывался от угощения своей бабушки, которая специально для меня жарила дешевые полуфабрикатные котлеты и делала салат, вырезая из помидоров, купленных со значительной скидкой, подгнившие места. Я бормотал что-то типа «я такое не ем» или «сейчас же пост», а потом сильно обижался, когда она в очередной раз пыталась накормить меня этими котлетами или хотя бы парочку дать с собой.
Как-то недавно я зашел в один из самых красивых храмов Петербурга. Каждый из них удивителен по-своему, но этот. Купола на ювелирные изделия похожи. Очень красиво.
Захожу в храм, а там пахнет неприятно. И парочка нищих сидит. У меня возмущение, раздражение, протест. Как так?! Это же храм! Ладаном должно пахнуть, Богом, Любовью. Я тут, понимаете, весь преисполненный духовности помолиться пришел, а они. А потом задумался. Холодно было на улице. А здесь тепло. Действительно, а как пахнет Любовь? Та Любовь, о которой этот храм?
Моя бабушка, угощавшая меня котлетами, умерла. В последний год она не вставала, и в квартире пахло тоже, мягко говоря, не очень. Я ей приносил лилии. И не только потому, что они красивые, а еще для того, чтобы они этот запах перебивали.
Я ухаживал за ней, как мог, как умел, как получалось. Eй 95 тогда было, и соображала она уже с трудом. Я злился, иногда кричал на нее. Потом испытывал жуткое чувство вины, ненавидел себя и принимал твердое решение больше никогда не повышать на нее голос.
Снова приезжал, видел, что она не выкинула, а постирала и сушит памперсы, опять выходил из себя и орал.
Так повторялось каждый раз. Я чувствовал беспомощность, отчаяние и ужас, отдавая себе отчет в том, что не способен простить даже родного, старого и больного человека.
Наверное, я кричал от страха и бессилия, боялся смерти, наверное. Но я кричал на родную бабушку, которая любила меня и заботилась обо мне всю мою жизнь. Это было ужасно.
И однажды я сдался. В очередной раз, стоя около двери ее квартиры с лилиями в руках, я помолился. Нет, я молился и раньше, но именно в этот раз я осознал, что мне нужен Бог. Просто необходим, потому что без настоящего Чуда мне не обойтись. Без Бога я тот, кто я есть, — орущий на свою умирающую бабушку неблагодарный внук. И мне был нужен Бог.
Я попросил Eго прийти, и Он пришел. Возможно, Он пришел бы и раньше, но раньше я Eго не приглашал, думая, что справлюсь сам. Или просто в тот момент в моем сердце освободилось место, которое раньше занимала так называемая «духовность».
Для Бога этого оказалось достаточно. Он зашел вместе со мной в квартиру, и в тот вечер я был спокоен. Я не кричал.
Вспоминая сейчас тот период своей жизни, я считаю его настоящей школой любви. Со всеми криками, запахами и отчаянием. Это не было похоже на фильмы «про любовь» или благочестивые книжки про афонских старцев из церковной лавки. В этой школе я узнал, что памперсы бывают не только детские. Что в аптеку можно ходить не только за презервативами, и что Любовь может пахнуть, как больница, бомжи, старики, детский дом или тюрьма. И если в моей жизни нет таких запахов, если я их не чувствую или бегу от них, — то, скорее всего, я никого еще не любил по-настоящему.
И если бы сегодня бабушка нажарила мне тех самых дешевых котлет, я бы съел их все. А если бы все съесть не получилось — те, что остались, я обязательно взял бы с собой. И это были бы самые вкусные котлеты в моей жизни…
