Великая Отечественная война в истории моей семьи

Чтоб снова на земной планете

Не повторилось той войны,

Нам нужно, чтобы наши дети

Об этом помнили, как мы.

Моей прабабушке Лидии было всего два года, когда начался захват нашего хутора. Eё отца, Якова Ивановича Чебатурова, тут же забрали на фронт, где он служил артиллеристом. Дома осталась его семья: жена Анна Лукинична и шестеро детей. Самому младшему ребёнку было 8 месяцев.

Немцы налетели, словно коршуны, горели дома. Люди бежали на ферму в дежурку, чтобы спастись. Шёл снег, поэтому прапрабабушка с детьми передвигались под белой простыней, чтобы их не заметили. А когда фашисты захватили хутор, они переместились в погреб. Под опеку Анны Лукиничны передали ещё двоих детей, её племянников, родителей которых убили. Так на её плечах лежала ответственность уже за восемь детей. Людей не выпускали из укрытий даже для того, чтобы справить нужду. Немцы каждый день проверяли подвалы и дома на наличие русских солдат. Но однажды двое молодых парней попали в «воронье гнездо» врага. Чтобы солдат не вычислили, прапрабабушка переодела их в женщин. Да только среди народа были и предатели. Сосед доложил фашистам, кто, где и кого прячет. Молодых пареньков расстреляли в тот же день, грозились убить и жильцов того погреба.

Даже среди, казалось бы, бесчувственных фашистов были те, кто ценил честь и долг, и те, кто умел понимать и сострадать. Как-то подбили немецкий танк, его поставили как раз возле погреба, где находились прапрабабушка с детьми. Иван, младший брат Лидии, в силу своего возраста залез в подбитый танк, чтобы порулить. Один из немцев заметил его, вытащил ружьё и уже направил на него, когда выскочила мать с криками: «Мой сын! Мой сын!», закрывая мальчика собой. Их отпустили.

Самой старшей сестре моей прабабушки, Прасковье, было в то время лет 16. На молодую, статную, красивую девушку положил глаз один из немецких солдат. Тащил её из подвала за волосы с недобрыми намерениями, игнорируя крики матери. Но его прямо на месте застрелил командир, сказав, что они пришли сюда воевать, а не удовлетворять свои потребности. Прасковью отпустили.

Когда хутор отбили советские войска, Лидии было уже пять лет. В Арпачин привезли кухню. Анна Лукинична послала мою прабабушку с мисочкой туда, «авось перепадёт чего». Девочка боялась, но пошла, а там солдат, накладывающий еду, начал на неё кричать не на русском языке. Лидия и вовсе затряслась от страха и хотела уже уходить, как вдруг пришёл, по всей видимости, командир и приказал дать ей кастрюлю с едой. Eщё один солдат помог эту кастрюлю донести домой.

Анне Лукиничне приходили письма от мужа: «Нюра, береги детей, как берегу я Родину. Я наеденный и напитанный, даже 100 граммов дают». В его последнем письме было всего три слова: «Нюра, Волга горит!»

Мой прапрадедушка проехал на своём танке через всю войну. Но когда в хуторе начались возгласы и ликования о том, что война закончилась, прапрабабушке пришло не письмо. Похоронка.

«Чебатуров Яков Иванович — советский артиллерист, погиб 17 сентября 1944 года в Латвии, его танк подорвали, похоронен там же».

После известия Анна Лукинична упала на колени, обливаясь горькими слезами, а маленький Иван кричал: «Мама, не плачь! Мы выросли, мы будем работать и за папу, и за тебя!». С того времени она начала заикаться.

Далеко не все события помнит прабабушка, но многое отложилось в ее памяти на всю жизнь. Забыть войну нам, кто её не видел, легко. Но мы должны о ней знать, должны о ней помнить, чтобы больше никогда ее не было. Эта память — наша совесть!