Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь.
(Пс.117,24)
Кто из нас не помнит детской, светлой, чистой радости праздника Воскресения Христова. Трепетного нетерпеливого ожидания скорей-скорей увидеть яркие пасхальные огни, услышать радостные пасхальные напевы, могущественное, необъятное «Христос Воскресе!» Кто не помнит детскую боязнь, что родители забудут или не захотят разбудить нас к светлой заутрени и оставят нас дома, нашу борьбу с одолевающим нас сном, который все же смежает наши веки, и наше радостное, поспешное пробуждение от первых же слов или прикосновений наших родных, и — наконец, полное погружение в радость и ликование светлого праздника? Кто не помнит этого, этой светлой чистой детской радости!…
Радость и ликование Светлого праздника, верующие сердца несут всю жизнь: и в отрочестве, и в юношеские годы, и в пору зрелого возраста, разделяя глубокую радость светлого праздника со своими детьми. И богатых, и бедных, и знатных, и простых, и больных, и здоровых, счастливых и опечаленных — всех таинственно волновал и волнует Великий День. Все ликовали, все радовались, все в этот день явственно ощущали и ощущают в своем бренном теле радостную душу, ликующую о своем бессмертии. В этот день она покоряет тело, она властвует над ним, она сильна сознанием, ощущением своего бессмертия.
И эта радость, и это предощущение своего бессмертия в нормальных условиях жизни, когда она протекает, хотя и при печалях, скорбях, бедах и невзгодах, но по определенному руслу, когда человек все же имеет и сознает свое место в жизни, — эта пасхальная радость так естественна, так понятна: верующие сердца, радуясь и ликуя Воскресшему Христу своею радостью, своим ликованием возносят благодарения за мирное, безмятежное житие, здравие, благоденствие и другие Eго милости.
.Но мне пришлось видеть и быть участником радости Воскресения в таких жизненных условиях, когда стоял вопрос: какая может быть радость, как человек может ликовать, когда кругом не только печали, скорби, горе и отчаяние, безысходные, непереносимые, но сознание полной оторванности от жизни, потеря места в жизни, сознание, что жизнь уже кончена. Какое же может быть ликование, радость Воскресения, когда человек сознает, что и временной жизни у него уже нет .и все же?
1923 год. Советская тюрьма в моем родном городе Р., куда я был доставлен из Одессы этапом, после утешительного двухмесячного пути, как раз в Великую Субботу. Знакомясь со своими товарищами по несчастью «контрреволюционерами», «белогвардейцами», «кулаками», я встретил и двух «крамольных» батюшек. Будучи в то время еще в штатском, я сразу завел с ними «духовный» разговор и высказал свое глубокое сожаление, что впервые в жизни я оказался лишенным возможности слышать «Христос Воскресе!» и пережить радостно-волнующее состояние Светлого Праздника. «Напрасно так думаете и печалитесь; не будем вас посвящать в подробности, но вы сегодня переживете подлинную пасхальную радость, такую великую, что будете помнить о ней всю жизнь», — успокоили и утешили меня батюшки. С нетерпением начинаю ожидать вечера, но бессонная ночь в этапном поезде, впечатления вселения в тюрьму родного города погрузили меня в сон. Слова «проснитесь скорей, сейчас начнется пасхальная утреня» быстро прогнали мой сон, я вскочил с койки, как некогда в золотом детстве от таких же слов моей матери, но в первый момент ничего не мог сообразить: где я, что со мной, и потом сомнение: какая же утреня, мы же в тюрьме?! Но, осмотревшись, вижу: стол, обыкновенно неряшливый и нечистый, покрыт свежей скатертью, стоят несколько сохранившихся маленьких образков заключенных и несколько восковых свечечек. Обитатели камеры, человек тридцать, с серьезными, сосредоточенными лицами стоят полукругом, батюшки впереди, на одном небольшой нагрудный епитрахиль. Чувствую какой-то необычайный трепет и волнение.
И вот, только батюшки начинают петь тихо «Воскресение Твое Христе Спасе». и после троекратного тихого пения молчание и удивительная тишина. Слышу тихое «Слава святой». и все тридцать человек полным голосом «Христос воскресе из мертвых». Переход от тишины к громкому, радостному, могущественному «Христос воскресе». был так неожидан, так волнующ. Но этого мало: это радостное «Христос воскресе» тотчас же широкой волной понеслось из всех открытых окон тюрьмы. Оно неслось, стояло, ширилось в ночной тишине тюремного двора и продолжалось, пока в нашей камере пелась пасхальная утреня. В нашей камере пелись какон и стихиры Пасхи, из всех окон тюр
ьмы неслось «Христос воскресе из мертвых». Дивный, незабываемый аккомпанемент! Но надо было спешить: забегали, заволновались с ключами наши «охранители», но что они сразу могли сделать: пела, Воскресшего Христа славила вся тюрьма. Закончилось служение в нашей камере, постепенно стало стихать и «Христос воскресе из мертвых» и в других камерах. Вот оно затихло и в последней камере. С глубоким сожалением мы прослушали последний звук, и в груди у всех была радость и желание петь без конца дивную пасхальную песнь, мы все еще ощущали эту песнь пятисот верующих в эту минуту сердец, несущуюся из тюремных окон к звездному небу. Я видел просветленные, горевшие воодушевлением лица товарищей по камере и чувствовал, что они, так же, как и я, переживают необычайное волнующе-радостное состояние, как бы раздвигавшее стены тюрьмы и приближавшее к нам небо. И слезы, уже не горя от сознания своей оторванности и законченности жизни, а слезы радости от сознания, что Господь с нами и в тюрьме, что Он здесь близко и наши отверстые сердца принимают Eго; слезы радости лились из наших глаз. Умиротворенные, успокоенные, радостные, совершенно забывшие окружающую нас обстановку тюрьмы, мы до рассвета провели время в мирной беседе: каждый стремился поделиться милыми, дорогими сердцу воспоминаниями своих прошлых лет о великом Христовом празднике.
Великая пасхальная радость проникла и за тюремные решетки.
(+2003 г. Антоний, митрополит Сурожский (Блум))
